Аркадий и Борис Стругацкие «Далёкая Радуга»

«И, однако, оно растет, растет громадно… Это уже не отдельные бугорки мечутся вдали… Одна сплошная чудовищная волна обхватывает весь круг небосклона.

Она летит, летит на нас! Морозным вихрем несется она, крутится тьмой кромешной. Всё задрожало вокруг — а там, в этой налетающей громаде, и треск, и гром, и тысячегортанный, железный лай…

Га! Какой рев и вой! Это земля завыла от страха…

Конец ей! Конец всему!

Мальчик пискнул еще раз… Я хотел было ухватиться за товарищей, но мы уже все раздавлены, погребены, потоплены, унесены той, как чернила черной, льдистой, грохочущей волной!

Темнота… темнота вечная!»

Иван Тургенев «Конец света»

Когда то мне нравилась эта повесть. Да что там говорить, когда то мне нравилось все, вышедшее из под пера АБС, все казалось умным и важным. Сейчас мое отношение к повести более сдержанное. Центральная идея книги в общем то понятна: передовой край науки, самопожертвование, противостояние природы и цивилизации, порядка и стихии, земного и космического, близкого и далекого. Мир Полудня – это, конечно, тот мир, в котором хотелось бы жить и работать, но Далекая Радуга стала приговором этому миру, обнаружив его какую-то искусственность. Все таки герои этого мира выглядят слишком «советскими» – несколько идеализированными физиками и лириками, строителями коммунизма, рыцарями науки без страха и упрека. Природа, стихия, хаос сметают хрупкий мир колонии землян. Какой-то особенной нравственной дилеммы, противоречия, на мой взгляд нет. Все в общем то понятно, спасть надо детей. Их и спасают.

К недостаткам повести я бы отнес самого загадочного ее героя – Камилла. Понятно, что авторы пытались найти образ некоего «сверхчеловека», субъекта будущего – непонятного, сингулярного, номадического. Он появляется из ниоткуда, он переживает смерть, он предсказывает будущее, он гармоничен в своем одиночестве…Но сам образ получился чуть ли не комичным: зачем нужен этот дурацкий белый шлем? Круглые немигающие глаза – что это? Взгляд шамана? «Поза, убитого выстрелом в затылок», какое то проговаривание через загадки, неясноти. В каком то разборе повести я прочел, что Камилл – последний из подопытных, соединивших в себе человека и машину, по-нашему – киборг. Может быть, авторам не хватило пространства раскрыть эту загадку, разъяснить, что значил этот эксперимент по созданию чертовой дюжины, в чем суть его смертей и воскрешений, но в дошедшем до нас виде эта фигура представляется мне скорее неудачной.

Увидел на ютуб лекцию по поводу личности Камилла от одного эпатажного украинского гхм, мыслителя. Ну что ж, попробую послушать, может более прозорливый читатель – автор курсов по личностному развитию вычитал в повести нечто большее, чем я. А еще приступаю к чтению вольного продолжения повести от небезызвестного иноагента-«прогрессора» Быкова. Как я понимаю, автор мыслит себя неким духовным наследником, продолжателем «модернистской» линии мироощущения АБС. Ну что ж, братья все же были гуманистами (Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным), а вот Быков, по моему, человек недобрый. Буду читать, сравнивать.

Волна

«Будущее создается тобой, но не для тебя.»

У Стругацких не бывает без горечи, даже когда о манящем и радостном мире Полудня. Особенно, когда о нем, потому что по контрасту (не суть, далеко или близко) с Прекрасным далёко — жестокость, алчность, тупость. «Далекая радуга», парадоксальным образом, самая событийно страшная и самая светлая книга Полуденного цикла.

Землеподобная планета Радуга изначально предназначена для проведения научных экспериментов, с главным направлением Нуль-Т — телепортация. Человечество уже многого достигло и много умеет, но возможность мгновенного перемещения в пространстве переведет освоение реальности на качественно иной уровень, потому физики, занимающиеся проблемой Нуль-Т, в приоритете. Однако Радуга — это такой научный кластер, в котором много людей работают по множеству направлений, большинство из них здесь с детьми. Климат у экватора, где «Детский», мягок, а за последние годы еще и удалось наладить на планете собственный сельскохозяйственный цикл, теперь свои хлеб, мясо, молоко.

Все начинается внезапно и разворачивается слишком быстро, почти молниеносно. Таня, воспитатель Детского, и влюбленный в нее физик Роберт ночью в степи становятся свидетелями исхода зерноедок. эндемичной флоры. Вслед за ними бегут, летят и ползут прочие твари, и становится ясно. что речь не о рядовой Волне, но о чем-то экстраординарном. Волнами планета реагирует на эксперименты физиков-нулевиков, это волнообразные энергетические сотрясения, которые движутся от полюсов, но как правило скоро гаснут, а энергопоглотители Харибды позволяют убыстрять процесс. Однако на сей раз, после очередного цикла экспериментов с задействованием беспрецедентных мощностей, Волны слишком сильные, Харибды просто сгорают от этой сверхмощности.

Становится понятно, что на сей раз идущие от полюсов они не погаснут сами собой и не ограничатся разрушением инфраструктуры, но сметут с поверхности Радуги вообще все, сомкнувшись у экватора. Необходима срочная эвакуация, которая невозможна — к планете идет большой корабль, но он не успеет, а доставивший сюда оборудование Тариэль, под командованием Леонида Горбовского, сквозного героя Полуденного цикла, сможет взять на борт очень небольшое количество людей. Собственно только детей. Все здесь рекруты Науки, все, в принципе, готовы «и к смерти, и к бессмертной славе», но одно дело быть готовым «в принципе», другое — когда через несколько часов придется погибнуть.

«Далекая радуга» о том, как идут на смерть люди Полудня и это апокалиптика, в корне отличная от десятков картин на ту же тему из книг и кино. Я слушала повесть в формате «аудиокнига+лекция» в роскошной интерпретации Дмитрия Быкова, у которого во Freedom Lettres вышла недавно «Дуга» — быковский вариант «Далекой радуги», которую не знаю, сумею ли прочитать. Ну вот как-то так.

«Далекая Радуга» в 1960-е годы стала центром скандала.

Начался он с критики Владимира Немцова. Тот назвал произведение неудачей, помянул недобрым словом также «Трудно быть богом». Вторая претензия Немцова касалась тусовочности молодогвардейцев. «Что мы видим, друзья? — писал он. — Куда ни посмотри, Стругацкие хвалят Ефремова, Ефремов нахваливает Громову, та поет дифирамбы Журавлевой. При том, что все вышеперечисленные издают в последнее время отнюдь не блестящие вещи».

Против Немцова развернули настоящую кампанию по уничтожению и своего добились, на несколько лет отстранив его от «кормушки», распределяющей типографскую бумагу. Правда, и сама тусовка вокруг «Молодой гвардии» просуществовала недолго. Никто из авторов, блиставших в 60-е, не печатался в последующие 10-15 лет, до самой перестройки. Как отрезало. Скандал докатился аж до верхушки КПСС и заставил принять жесткие меры в отношении фантастики вообще. В этом конфликте проиграли все.

К чему я? Немцов был во многом прав. Теперь, 60 лет спустя, это можно, наконец, озвучить. «Далекая Радуга» — повесть неплохая (как я обычно говорю, «99% авторов даже ТАК не могут»), но в рамках творчества АБС не совсем удачная.

Они перешли к «упадничеству» и сделали одного из центральных персонажей Роберта Склярова откровенным слабаком и трусом. Вдобавок, еще и эгоистом. Второй претендент на звание ГГ — Леонид Горбовский, выполнил в произведении роль отстраненного наблюдателя, смотрящего на события будто сквозь наркотический дурман.

АБС снова, как и в «Попытке к бегству», применили «отказ от объяснений», и он не сработал. Точнее, кое-как «Нуль-Т Волну» обосновать попытались, но откровенно на «отвали». Не убедили. И сама катастрофа описана невнятно, неправдоподобно. Обычно Стругацкие делали это лучше.

Центральный этический конфликт выглядит надуманным. Словно беллетризация знаменитой дилеммы: «Что ты вынесешь из горящего Лувра — «Джоконду» или маленького ребенка?». 99 из 100, не задумываясь, ответят: «Конечно, ребенка». Но нашелся бы один Клод Адриан Гельвеций, который бы сказал: «Ребенок приносит радость только своим близким, тогда как шедевр искусства — миллионам людей. Спасать нужно «Джоконду». А Сомерсет Моэм бы добавил: «Великие книги живут дольше красивых девушек».

В общем, ситуация далеко не однозначная, но разрешение ее в тексте оказалось банальным и не вытекающим из сюжета.

Но есть и самая главная проблема. Дети. Их спасают, и в «Далекой Радуге» им, наверно, посвящено больше страниц, чем во всем остальном творчестве АБС. И тут сказалась ставшая уже притчей во языцех «нелюбовь» Стругацких к детям и неумение/нежелание их описывать. Сцены спасения и эвакуации выглядят как старательная попытка авторов, не владеющих темой, вытянуть текст на «четверочку с минусом». Ну, не умеют. Не дано. Крапивин про детей может, Кинг может, Лукьяненко, с оговорками, может. А Стругацкие — нет.

Короче, у «ДР» слишком много недостатков, чтобы ставить высший балл.

«Далёкая Радуга», мне видится особенно личным творением, в данном случае, рефлексирующих Братьев.

Дело не в фантастической составляющей повести. Дело в настоящих потерях и переживаниях авторов.

Лучше всего, о выборе, в той, январской эвакуации 1942г., рассказал Даниил Гранин в очерке «Запретная глава», приведу отрывок беседы Гранина с Косыгиным:

Мальчик испуганно смотрит на карту, где нет красных волн, обозначающих наступательного продвижения наших войск.

Он видит лишь синие, только синие волны, подобные циклопическому цунами надвигающиеся на его город...

Отличная, наверное, эталонная фантастика.

Читал в первый раз, подростком — шикарная приключенческая повесть. Классический «роман-катастрофа». Яркий, напряжённый, драматичный. Причем, совершенно, не затянутый, ничего лишнего. Очень атмосферно и увлекательно.

Конечно, текст про социальные, нравственные и философские проблемы, тогда, я просматривал «по диагонали». И без этого повесть казалась шедевром.

Теперь, наоборот, с каждым новым прочтением, пробегая глазами красочные сцены гибели планеты, подолгу задерживаюсь на диалогах и монологах героев...

Книга заставляет надолго задумываться.

Не знаю, может это зависит от того, как меняется мировоззрение человека с годами, или, от, каких-то, других причин, но, почему то, мое отношение к поступкам и действиям героев книги всегда разное.

Что, казалось бы, проще, чем одобрить решение Горбовского и аплодировать ему? Но, иногда, мне всё таки кажется, а не был ли прав Ламондуа?

Может ли цель оправдывать средства? Как оценить жизнь человека, особенно, ребенка, и, сравнить ее с достижением прогресса и науки и благом всего человечества?

А личная трагедия Роберта Склярова, когда ему приходится делать свой страшный выбор?

Или, как осудить мать, для которой свой ребенок дороже всего на свете?

И, таких вопросов в этой небольшой повести, наверное, сотня. Здесь нет «пустых» персонажей, у каждого из них своя проблема выбора: нравственная, социальная, или, какая другая.

Сложная книга. Тяжёлая морально. Но, многослойная и многогранная до бесконечности.

Ну, наверное, не обошлось и без некоторых «натяжек» в сюжете:

Но, наверное, если бы не подобного рода «шероховатости», логично завершить сюжетную линию и не удалось бы...

Это субъективно, но, эта повесть — одно из самых удачных и лучших произведений этих авторов.

Драматургически хорошее произведение, но проседает если рассматривать с точки зрения научной фантастики, хотя добавить научного контекста не составило бы труда. Эмоции есть, а ума маловато как-то, хотя книга поднимает вопросы и того и другого, мол и то и это важно.

Не совсем характерное для Стругацких произведение. Особенно — для ранних. Обычно они поднимают большие и неоднозначные вопросы, но всё же выставляют ситуацию так, что показывают своё отношение к той или иной проблеме и, может быть, подталкивают читателя к решению, которое считают наиболее правильным. Здесь же герои и происходящие события показаны таким образом, что ответы на вопросы далеко не очевидны. Да и вообще — есть ли они, эти ответы?

Характерный времени написания спор лириков и физиков. Кто важнее — художник или учёный? Можно ли их ставить на одну доску? Прекрасное — это прекрасно, но есть ли в эстетическом восприятии какой-либо практический смысл? Вопрос.

Перспективность того или иного исследования — кто должен определять это качество? Администратор-хозяйственник, пекущийся о благе общества, или технократ-эстет, выше всего ставящий стремление человека к познанию? Вот ещё один вопрос, ответ на который авторы оставляют за читателем.

Цена познания — одна из самых главных тем книги. Выписанные в ярких красках учёные-исследователи, прекрасные и любимые авторами люди будущего в этой книге выступают самоуверенными и недалёкими разрушителями, будто малышня, играющаяся с неумолимыми силами природы. Только, в отличие от малышни, цена такой игры — жизни нескольких сотен людей и экосистема целой планеты. Позволительно ли? Ведь сами АБС в предыдущих повестях цикла дали им, учёным-технократам, полный карт-бланш, предоставили неограниченные полномочия и провозгласили, что это прекрасно. Но как же так? Не всё тут однозначно, и лучшие из лучших, прогрессоры человечества предстают в этой повести баловнями судьбы, которым можно простить всё. Или нет?

Этика поведения Роберта — правомерна ли? Спасая любимую девушку, он обрекает на неминуемую гибель нескольких детей. А ведь в тот момент у них ещё были все шансы спастись. Проблема вагонетки во всей своей этической красе. И понятно, что он делает аморальный выбор, но почему же молчит водитель, который всё понимает и даже помогает Роберту, отвлекая детей? Насколько Роберт вообще любит Таню? Ведь он фактически обрекает её на последующие вечные моральные муки, если она спасётся, но всегда будет знать о цене своего спасения. Очень сложный вопрос.

Наконец, Горбовский и его решительная инициатива в конце повести. Его авторитетное решение вывезти с планеты детей, встреченное полным пониманием взрослых. А правильно ли он поступил, взяв на себя весь груз ответственности? Разумеется, в тот момент его поддержали все — и рядовые граждане, и администрация, почувствовав облегчение от того, что им самим не придётся делать выбор. Но сам факт — непререкаемый авторитет технократа, по определению имеющего право претворять свои решения в жизнь. А ведь чуть раньше эти самые технократы (не Горбовский, разумеется, но его братья по научному орудию) и создали проблемы планетарного масштаба. Нет, Горбовский — молодец, его самоотверженное решение не вызывает сомнений в этическом смысле. Однако... Как-то это всё неоднозначно.

И это — далеко не полный перечень вопросов, которые ставят в этом произведении АБС. Вопросов, ответы на которые в тексте я не нашёл. Высокий эмоциональный накал повести заставляет читателя сопереживать героям, вынужденным решать сложные этические проблемы. К концу повести вживаешься настолько, что воспринимаешь эти проблемы как нечто реальное, получается, что читатель сам должен решить эти проблемы, ответить на эти вопросы самому себе, прочувствовать всё бремя ответственности на собственной шкуре. А ответов так и нет...

Нет ничего удивительного в том, что, прочитав «Далёкую Радугу» в молодости, я не особо проникся и не мучился дилеммой. Странно то, что и сегодня я, мудрый и сорокалетний, не в состоянии дать однозначного ответа. На то они и Стругацкие — видимо, их книги так и будешь перечитывать до конца жизни и даже в шестьдесят так и не решишь, как бы поступил в той или иной ситуации...

Очень светлая и очень печальная повесть! Пронзительная и оптимистичная, несмотря на всю кажущуюся безысходность.

Повесть эта не о нуль-Т, не о научных открытиях, не о техническом прогрессе, не о далеких планетах и бесстрашных космолетчиках.

Эта повесть о людях. Даже не так — о ЛЮДЯХ! Об их самоотверженном труде и нелегком выборе, который иногда им приходится делать. И они его делают, хотя, конечно, проще, когда кто-то сделает его за них... Эти люди не сделаны из стали и не выглядят все сплошь и рядом героями, но в них нет подлости, нет малодушия. И именно они — это то самое светлое будущее, в котором действительно хочется пожить.

Написано мастерски, во второй половине эмоциональное напряжение просто зашкаливает. Так хочется, чтобы все закончилось по другому...

На мой взгляд, читать нужно обязательно! ВСЕМ!

Даже не ожидал, что после «Улитки на склоне» меня зацепит данная повесть, которая, как мне казалось изначально, написана в русле советской производственной фантастики, а значит по определению скучно. К счастью, я серьезно ошибался, время за чтением «Радуги» пролетело незаметно — произведение действительно интересное, увлекательное, живое, разноплановое, достойное успешно конкурировать с зарубежными представителями жанра. Здесь я могу говорить объективно, т.к. с детства предпочитаю американскую НФ и при оценке не делаю скидок на ностальгию, ура-патриотизм, «время было такое» и всё прочее. К тому же «Радуга» — это своего рода отповедь трендам советской НФ 50-х, где царила теория предела, где заранее можно было угадать и концовку, и как поведет себя персонаж в критической ситуации.

Завязка повести поначалу откровений не обещает. На планете Радуга десятилетиями проводятся эксперименты, физики разрабатывают теорию т.н. «нулевой транспортировки». В качестве побочного эффекта во время практических испытаний возникает природное явление, получившее название Волна — выброс материи различной степени интенсивности, не поддающийся контролю и прогнозированию. Эффект Волны мало кого интересует, каждый работает в рамках своего проекта узкой направленности, но такое ружье, конечно, не могло однажды не выстрелить похлеще извержения Кракатау. С очередной порцией ульмотронов для экспериментов физиков на Радугу прибывает звездолет «Тариэль», в то же время начинают поступать первые сообщения о незатухающей Волне необычайной степени мощности.

В повести есть две сюжетные линии, связанные между собой — это основная, излагающая видение событий с точки зрения капитана «Тариэля» Леонида Горбовского и второстепенная — линия молодого физика Роберта Склярова, влюбленного в воспитательницу Таню. Все персонажи воспринимаются живо, наделены индивидуальностью, но здесь стоит обратить внимание на тонкий элемент пародии. Герои повести в основном ученые и функционеры, но обладают непременной красотой и сложением Аполлона, даже директор Матвей Сергеич, которому по должности надлежит не отрывать пятой точки от кресла, имеет волевой квадратный подбородок. Вместо яйцеголовых фанатиков науки нам предлагают космодесант в белых халатах, позировавший для плакатов с призывом «Даёшь!» и бронзовых монументов рабочих и колхозниц.

В изображении утопии победившего коммунизма просвечивает почти неприкрытая сатира. Давно побежден дефицит товаров первой необходимости, но это явление перешло в новую плоскость — теперь катастрофически не хватает научных специалистов, ресурсов и оборудования для опытов. Благообразные ученые с криками «вас здесь не стояло» выстраиваются в очередь за ульмотронами, которых по старой традиции «на всех не хватит», а поэтому «больше двух в одни руки не давать!», не гнушаются они и прямым воровством энергии (хотя какое воровство — всё общее, а значит ничейное). Противостояние физиков и лириков переросло в антагонизм логиков и эмоциолистов, короче, времена меняются, а суть неизменна. Про полное разгильдяйство, надежду на авось я уже молчу — детский лагерь и туристы на научном полигоне — нонсенс.

Поведение героев в критической ситуации также призвано ломать шаблон, особенно это заметно на примере Роберта Склярова — типичного энтузиаста науки, горячего комсомольца. Авторы намеренно ставят персонажей в такие ситуации, где невозможно красиво закрыть собой амбразуру, но придется выбирать между быть просто подонком или абсолютным дерьмом. Вне этого контекста находится только Горбовский, но он в буквальном смысле не от мира сего, на Радуге лишь проездом и всецело принадлежит «большому миру где-то там». Несмотря на теплые отношения с жителями Радуги, Горбовский формально является типичным космополитом, эталонным воплощением «ума, чести и совести», избегающим красивых жестов и не одержимым желаниями бессмертия и славы.

При всём вышесказанном авторы не опускаются до зубоскальства, пародийные элементы по мере развития сюжета сглаживаются. Того же Склярова нельзя назвать отрицательным героем, ему сочувствуешь, так и получается, что все жители Радуги по отдельности — хорошие, но в совокупности социума... «не ладно что-то в датском королевстве», читается между строк.

В общем, довольно глупо высказываться «понравилось» — «не понравилось» по отношению к этой повести.

Это классика советской НФ и классика советской литературы в целом. Я склонен полагать, что, когда мировая культура, «роясь в сегодняшнем окаменелом говне, наших дней раскапывая обломки» (с), обнаружит «Далёкую Радугу», вознесёт её на уровень эталона. Потому что повесть эта безупречна. Она блистательно написана, виртуозно скомпонована, все персонажи, даже третьестепенные, выглядят совершенно живыми, социальный и интеллектуальный фон повести абсолютно логичен, непротиворечив и эстетически ярок.... В общем, похвалы можно расточать до бесконечности, а недостатков нет вовсе. Помимо всего прочего, повесть хороша как образец русского языка — её можно читать вслух и она будет звучать легко, красиво, музыкально.

Добавлю к этому, что «Далёкая Радуга» — исключительно редкий образец советской литературы, лишённой сексуального ханжества. В мире «Радуги» секс есть, и это никого не удивляет, не воспаляет, к этому относятся совершенно спокойно — как оно и должно быть.

Вы ждёте «но»? Его не будет.

Замечательная, но страшная книга. В 2011 году Б. Н. Стругацкий отвечал на вопросы читателей сайта «Коммерсанта».

Я написал три вопроса, один из которых посвятил «Далекой Радуге». Размещаю здесь мой вопрос и ответ Мастера.

Кэ [ 04.10 13:19 ] Здравствуйте, Борис Натанович. 1. Меня очень интересует развязка романа «Далекая Радуга». Они спаслись или нет?

Б. Н. Стругацкий 1. ДР задумывалась авторами, как ПОСЛЕДНЯЯ повесть о Мире Полудня. Повесть-прощание. Расставание навсегда. И, конечно, все в ней должно было происходить «всерьез», без поддавков и хепи-ендов. ДР была обречена. И довольно долго авторы считали, что погибли там все, в том числе и любимый ими Горбовский. Но расстаться с Миром Полудня не получилось: слишком удачные и тщательно выписанные декорации, чтобы не использовать их снова и снова. И Мир Полудня «воскрес», а разве может он существовать без Горбовского? И Горбовский воскрес тоже. Как ни в чем не бывало. Читатель возмутился: как? Авторы, вы что? Он же погиб на Радуге! И нам пришлось изобрести отговорку, довольно ловкую. В конце ДР описано сразу несколько вариантов попыток спасения. Все эти варианты не решали проблему полностью и окончательно, но каждый из них давал некоторый процент успеха, и оставалось только предположить, что один – сработал. Вот мы и предположили. Только для того, чтобы отбиться от настырного читателя, и в первую очередь от того, кто пытался соорудить стройную и непротиворечивую хронологию Мира Полудня. Но сами-то мы всегда знали: все они погибли там, на «последнем берегу», все до одного, даже Камилл. А Горбовский… Есть в мире люди, которые способны жить даже после своей гибели. Они гибнут, но остаются в живых. Такой вот парадокс. Фантастика.

В одной из рецензий на «Далекую радугу» я прочитал, что эта повесть — «самая героическая» в Полуденном цикле Стругацких.

Позвольте мне не согласиться.

Нет там, в книге, никакой героики. Есть люди, попавшие в безвыходную ситуацию, есть описание мыслей и поступков этих людей. Этих Людей, мировоззрение которых так похоже на наше, и так печально, что мировоззрение это со временем разделяет всё меньше и меньше людей. Наших с вами современников.

Ведут себя люди на Далекой радуге так, как подсказывает им совесть. А совесть есть у каждого из них. И нет, абсолютно нет в книге никакого пафоса, актов героического самопожертвования, безумных попыток спастись во что бы то ни стало. Есть поведение людей, для которых это самое самопожертвование в подобных ситуациях — совершенно естественный процесс. Для которых думать в первую очередь о других — на уровне безусловного рефлекса.

«Очень хочется жить: молодому — потому что он так мало прожил, старому — потому что так мало осталось жить.» Но самый естественный выбор (другого и быть не может) — спасение детей.

Это очень светлая, чистая и по-своему очень спокойная книга. В ней нет (или почти нет) истерик, необдуманных поступков, самокопаний и паники перед неизбежным концом. Но каждый персонаж, каждый человек из этой повести — Человек. Дай Бог, чтобы их становилось не меньше, а больше, и дай Бог, чтобы именно от таких людей зависело наше будущее.

И, конечно, я слукавил. Пафос и героика в книге есть. Только, по моему скромному мнению, сосредоточены они в концовке, буквально в двух-трех последних обзацах и в песне, слова которой подходят к этой книге, как патрон к патроннику:

Когда, как темная вода,

Лихая, лютая беда

Была тебе по грудь,

Ты, не склоняя головы,

Смотрела в прорезь синевы

И продолжала путь…

Первый раз я прочитал «Далекую Радугу», когда мне было 13 лет. Испугался настолько, что перечитал только что — спустя 37 годков. С одной стороны — надо бы и раньше было восстановить ее в памяти, но оказалось, что событийный ряд совершенно не забылся. Забылась философия и настроение повести, которые, впрочем, тогда и не были понятны.

С другой стороны польза нечастого перечтения в том, что слова не стираются, не обтрепываются. Остается еще чувство новизны, чувство открытия.

Ну так вот : новизна в том, что я понял, кажется, суть этой книги. «Далекая Радуга» это не больше и не меньше, чем итог, пик, зенит Мира Полудня. Когда солнце в высшей точке небесного купола, оно освещает все до того скрытые темные места, все закоулочки души, в которые побаивается заглядывать сам человек. Когда солнце в зените, все выглядит так, как оно есть на самом деле.

Вот и Робик высветился «во всей красе». Нет, он не подлец, не дурак. Он человек, как бы это сказать — «невпопад». Занимается наукой, но настолько посредственно, что это даже вызывает недоумение окружающих. Пытается быть благородным в деле с «Харибдой», но и тут его опережает рохля Патрик. Хочет спасти любимую Таню и не может даже представить себе, что таким спасением, он только восстановит девушку против себя. Роберт, видимо, ошибка воспитательной теории будущего. Гениальные наставники не разглядели его таланта. Может быть он в том, чтобы гениально-идеально вытачивать из кремня первобытные наконечники? Может работать на машинах, которые еще не существуют? Но раз уж наставники XXII века не разобрались, то нам уж и подавно даже и пытаться не стоит.

Главное, что он не из серии волосатоухих сотрудников НИИЧАВО (см.).

Ну да, портретов и живых, объемных характеров в тексте не много. Да в общем они и не нужны — главное поведение всего общества.

Ведь население Радуги это и есть Мир Полудня в миниатюре. Так и должно вести себя солидарное общество, где один за всех и все за одного, где главным является будущее. И все согласны с тем, что оно в детях.

Даже для человека со стороны — Горбовского, выбор не представляет труда. Он идет на жертву совершенно спокойно, зная что «весь он не умрет». Останется главное — память о нем. Пример бескорыстия, пример верного выбора.

Будущее по АБС не такое уж и безоблачное. Остаются опасности таящиеся не в глубинах Вселенной, а в самой природе человека, с которыми труднее всего бороться. Вот так и на Радуге — стремление к познанию настолько увлекло сообщество, что вызвало губительную Волну, с которой и само бороться не в силах. Но, борется.

Самый загадочный персонаж повести — полумашина Камилл. Он всеведущ, почти бессмертен, обладает холодным острым умом. Но и он не может поедостеречь радужан от смертельной опасности. Да он и не пытается, — знает, что не поверят. Во первых потому, что «нет пророка в своем отечестве», а во вторых понимает, что жажду знаний, которая стала образом жизни, словами не остановишь.

И вообще мне кажется, что Камилл, — это воплощение авторов. Он, как и АБС, над событиями. Он, как и они, все видит, но сделать ничего не может. Потому что — такая логика жизни. Потому что в Мире Полудня только так и может быть.

И, наконец, об открытом финале.

Вспомним формулу хорошей фантастики АБС, — тайна, приключение и чудо.

Так вот, тайна это откуда взялась Волна. Приключение, это как радужане пытаются спасти все что спасти еще можно.

А вот чудо, по крайней мере мне хочется чтобы так было, остается за последней строкой. Чудо, что все они спаслись. Неважно как: может успели землянку откопать, может Волна остановилась, может «Стрела» успела...

Но хочется думать только о хорошем конце.

Извините за многословие, но столько захотелось сказать...

Я немного читала книг Авторов, хотя два их произведения входят в десятку моих любимых. Сейчас с удовольствием наверстываю упущенное. Ни все книги нравятся одинаково, но, безусловно, практически каждая чем-то цепляет. Эти книги не для легкого чтения, их нельзя просто прочитать, забыть или отмахнуться. Они несут в себе большую смысловую нагрузку, непроизвольно пытаются поставить читающего на место героев и непременно остаются в памяти. В книгах обязательно присутствует романтика, что с головой выдает эпоху, в которую они создавались.

Вот и «Далекая Радуга», имея такое романтичное и поэтичное название, начинается легко и непринужденно со светлого, чистого и естественного чувства, перед которым все обыденное меркнет и не имеет смысла и значения, ради которого готов совершить самые безумные поступки и принять невозможное решение. И после такого легкого начала на голову обрушиваются серьезнейшие проблемы: кризис в науке, плохое обеспечение, извечные споры «Кто прав», невозможность договориться. Но как это бывает, должно произойти непоправимое, чтобы ученые пришли в себя.

Но перед ними встает еще более серьезный и очень неудобный вопрос – вопрос выбора. Какое принять решение, кто должен спастись: молодые, которые еще так мало жили, пожилые, у которых больше опыта и так мало осталось – разве можно это решить на митинге, когда так мало остается времени. Решение Леонида, кажется таким простым и естественным, если не брать во внимание каждого отдельного человека: Алю, которая только что встретила Марка, Женю, так болезненно относящуюся к своему сыну, известного художника, написавшего свою лучшую картину, Патрика, для которого наука – главное в жизни, Таню – молодую и красивую девушку, которую так любит Роберт или любого другого человека, жизнь которого важна и необходима для кого-то. Поэтому решение Леонида большое облегчение для всего большинства, кто движется согласно обстоятельствам. Он же решительно идет против обстоятельств, принимает решение сам и действует без оглядки и твердо.

Роберт тоже противостоит обстоятельствам, но по-своему. Его решение, высказанное Габе, кажется сумасшествием, но в тот момент оно для него было самым правильным, ведь он пытался спасти самое дорогое, что у него было. Его можно осуждать, назвать поступок безнравственным, но лучше его попытаться понять, хоть это и не просто – чем хуже Аля или любая другая женщина, которая больше не увидит своего ребенка. Ведь мужчины готовы на многое ради любимой женщины и нам не показали, какие способы испробовали другие люди для своего спасения или спасения своих близких – это не значит, что этого не было. Просто нам показали один яркий пример.

Должна отметить, что текст читается не просто спокойно, монотонно перебегая глазами со строчки на строчку, он читается, что называется «в лицах». Диалоги героев, слова, сказанные друг другу или вскользь, рисуют их облик, характер и эмоциональное состояние. Любая фраза, сказанная персонажем, не читается, она звучит, передавая тональность и интонацию. В связи с этим, картины рисуются в голове очень ярко, персонажи выглядят живыми, хотя и сказано о них совсем не много. Благодаря точно найденным словам, вложенным в персонажей, Авторам удалось показать катастрофу Радуги и катастрофу каждого человека в отдельности – из-за чего далекая Радуга уже не кажется такой далекой. И финал – это тихое и кажущееся спокойным ожидание неизбежного – производит сильное впечатление, до дрожи. Еще более это впечатление усиливает Камилл и его одиночество. В этот момент, мне кажется, было невероятно тихо вокруг, если не считать песни.

Книга невероятно трагична, она несет большой эмоциональный накал. Последний раз я так волновалась, когда читала «Поселок» Кира Булычева.

Хорошее это место — Далекая Радуга. Чистое, с нетронутой природой, немного пыльное и жарковатое, но это приятная, естественная пыльность и жарковатость.

И люди здесь поселились хорошие, как на подбор. Энтузиасты, ученые, влюбленные в свое дело без памяти, готовые просиживать дни и ночи ради поиска ответов. Добрые, светлые, жизнерадостные.

Я ничего не забыла? По-моему, ничего. Тогда почему я не могу заставить себя воспринимать этих людей, как живых? Почему же тогда страдания и тоска полумашины — Камилла кажутся более человечными и понятными, чем радостные восклицания и невинные шутки всех этих Алек и Танек? Почему мне хочется сочувствовать выбивающемуся из общего ряда Робину с его маятником-качелями от бескорыстного подвига к осознанной подлости?

Вот так-то. Все эти хорошие и славные ребята-ученые кажутся мне актерами из самодеятельности, устроившими бесконечный капустник, с шутками и прибаутками, идущими по жизни от одного эксперимента к другому. Без настоящих сложностей и трудностей, без мук совести или этического выбора. Может от этого свой научный поиск они воспринимают не как творчество и созидание, а как борьбу, сражение? В детстве не наигрались в казаки-разбойники? Вот так с шутками и прибаутками однажды они и взрывают целый мир, по-детски обижаясь на природу и обстоятельства.

А тут начинаются совсем другие игры, взрослые. Здесь нужно выбирать, кому жить, а кому — умереть. Как встретить свой последний час, брать ответственность, решать, действовать, а не говорить. И никуда не деться тогда от нормальных человеческих чувств и желаний: страха смерти, стремления спасти близких и выжить самому.

Черт, как все неоднозначно! Вот Роберт — «Молодость мира». Казалось все так просто: вот она черная овца в белоснежном стаде. Предатель, преступник, убийца детей. Но почему-то его яростное желание спасти любимую, страх, противоречие и позднее раскаяние много ближе, чем искусственное презрение к смерти и холодная отстраненность от чужих страданий всех вместе взятых героев — первопроходцев.

Или взять отголоски вечного спора физиков и лириков, вылившиеся в страстные монологи Камилла, и в которых больше человеческого, чем во всех разговорах и размышлениях увлеченных ученых и бесстрашных космолетчиков. Спор почти вечный, идущий до сих пор. Что важнее для человека — чистое знание, ясное и четкое восприятие мира и поиск абсолютной истины. Или более важно сохранить все то, что делает нас людьми: сострадание, милосердие, умение любить и сопереживать. Вот и попробуйте сами найти ответ.

Хорошая планета — Далекая Радуга. Несбыточная мечта, нездешний сон. Прекрасная, многоцветная и совершенная радуга, если смотришь издалека, распадающаяся вблизи на отдельные переливающиеся капельки, несущие множество вопросов и такое же множество ускользающих ответов.